провалилось. Горизонт качнулся, исчез, опять появился. Они быстро набирали высоту.

– Летим! Летим!

Кто-то запел, кто-то смеялся. Ви с блестящими, сияющими глазами повторяла:

– Ну неужели? Неужели это возможно?

– Не упускайте штурвал! – крикнул Макгиннес, покрасневший, с капельками пота на лбу.

Самолет едва не упал в штопор. Трое мужчин опять нажали, машина выровнялась. Под прозрачным плексигласовым полом уходил вниз и влево квадрат аэродрома, и уже совсем крошечными сделались мечущиеся возле автомобилей крошечные фигурки.

– Держите пока над шоссе, – сказал Пмоис. – Большей высоты не надо, чтоб не засекли радаром.

Чуть качало в каюте, скрипели снасти, где-то внизу в трюме хлюпало. От непривычки Леху все это казалось полной тишиной, гнетущей. Рядом спала Ви, свернувшись калачиком, уткнувшись носом в переборку. Так случайно получилось, что они попали вдвоем в кормовой кубрик.

Пахло водой и одновременно звонким сухим деревом.

Уже дважды забегал Руди, ругался и звал наверх. Теперь была очередь Леха идти и делать что-то на палубе. Но не хватало сил подняться.

Они плыли уже целую ночь, а до этого шесть часов летели. Макгиннес все же оказался настоящим авиатором, приспособился. Полет был самым счастливым временем побега – Лех знал, что такое не повторится. Они все расцвели в самолете, за исключением Пмоиса. Он что-то постоянно высчитывал, хмурился, заставлял Макгиннеса часто менять курс и сказал, что удачное начало ничего не значит. Когда солнце начало клониться к горизонту, они миновали бесконечные поля с квадратами и бухгалтер посадил машину на болотистом, заросшем джунглями океанском берегу. Забросали самолет ветками – на это ушел час отчаянно тяжелой работы. Уже впору было отдохнуть, но Пмоис повел их тропинками ближе к океану. Стали дожидаться заката. Всеми завладела апатия. Разговоры умолкли, слышалось только, как гудят москиты. Перед самым вечером с воздуха потек рокот вертолетов – погоня нащупала след. Было около десятка машин, они кружили над окрестностью. Страх придал силы членам группы, они глубже ушли в болото, замаскировались в кустах. Один вертолет опустился совсем неподалеку. Пока там не выключили мотор, ветер от винта поднимал беглецам волосы. Охваченный каким-то оцепенением Лех явственно услышал голос того, с тигриным взглядом. Но пронесло. Солнце неожиданно быстро село за кустарники, вертолеты убрались. Пмоис с компасом в руке уверенно вывел группу к берегу, где они погрузились в небольшую яхту…

– Эй! – Это был голос Руди.

Затем раздалось два резких удара в дверь. Видимо, ногой.

Застонала и что-то пробормотала во сне Ви.

– Сейчас…

На этот ответ у Леха ушла чуть ли не вся наличная энергия. Он поднялся с койки, потом, охнув, сел. Руки упали на колени. Не хотелось ни дышать, ни жить. Вообще ничего. Удивительного тут не было – почти сутки без тоников.

Дверь в каюту распахнулась.

– Лех, будь ты проклят!

На лице у Руди было отчаяние. Он еле держался, готовый расплакаться.

– Ну иду. Иду же!

Снаружи было светло, просторно, пустынно и свежо. Яхта чуть покачивалась, было видно, как впереди на нос набегают волны. Странной самостоятельной жизнью жили надстройки, фальшборт, снасти – все какое-то слаженное, сгруппированное, только для себя самого существующее. Туманилось, ориентиры отсутствовали. Большой парус на мачте вспучился, и только по этому можно было судить, что они движутся.

– Иди сюда. – Руди тянул Леха за руку. – Пмоис спит, а мы должны держать курс. Видишь эту черточку… Если цифра семьдесят пять будет уходить вправо, крути штурвал против часовой стрелки. И наоборот. В общем, это просто. А я пойду лягу. Просто на ногах не держусь.

Лех со вздохом взялся за штурвал. Перед ним был компас – нечто вроде окаймленной белым ободком тарелки. Деления и цифры. Тарелка вращалась, «75» повело влево. Лех стал поворачивать штурвальное колесо по часовой.

О, если б хоть немного энергина! У него начали болеть руки и ноги, закружилась голова. Слабость все росла, хотелось сесть прямо на белые доски палубы. Неожиданно он ощутил неприязнь к Пмоису. Конечно, это нетрудно – требовать, чтоб «усилители» были выброшены. Но только если сам не употребляешь.

Постепенно на палубу выбирались другие. Марта, Оппер, Макгиннес, Виктор Брабант, маленький суховатый Танталус Брик. Это был удивительный парад неврастеников и уродов. Все опухшие, вялые, непричесанные, в мятой одежде и с мятыми лицами.

Макгиннес постоял некоторое время рядом. Черные круги под глазами сделались еще страшнее за ночь. В самолете он вел себя отлично, но теперь казалось, будто из него вынут какой-то стержень.

– Да-а…

Подошел рослый красивый Виктор Брабант – они с Лехом когда-то вместе учились в гипношколе. Вздохнул тяжело, протяжно.

– Не так-то все просто. Выдержим, а?

Опустил голову, стал рассматривать холеные руки с голубыми жилками.

И у Леха было такое чувство, что не выдержать. Он вдруг понял, что вообще все хорошее в жизни у него связывается с «усилителями». И если не будет энергина, то на кой черт ему все это надо? Сумасшедшая мысль мелькнула в голове. А что, если повернуть обратно?

– Да-а-а, – протянул опять Макгиннес.

Солнце наконец пробило туман, стало далеко видно. Справа на горизонте появился темный низкий остров. И небо, и морская гладь зияли непривычной пустотой, отталкивали равнодушным мертвым покоем.

Виктор вскинул голову:

– Нет. Мне, пожалуй, не вынести. Не тот человек… Зря я впутался.

Лех уже вознамерился сообщить, что и он не тот, как Марта негромко позвала:

– Смотрите, пароход.

Все оглянулись. То был не пароход, а лишь небольшое буксирное суденышко, которое нагоняло их, дымя короткой трубой. Поравнялись. Сначала на палубе буксира никого не было, потом вышел человек в морской фуражке. Поднял руку с мегафоном, спросил, как называется яхта, куда идет. Никто не ответил. Человек в фуражке опять осведомился, что это за яхта. Лех подумал, что они представляют собой странное зрелище – молчаливая, абсолютно не по-морскому выглядящая толпа. Кто-то прошептал сзади, что надо разбудить Пмоиса.

Судно стало поворачивать. Но не к ним, а от них. С яхты заметили теперь и рулевого в рубке. Он тоже с подозрением смотрел на них. Буксир пошел обратно.

Когда Пмоису рассказали о случившемся, он только спросил:

– А все так и стояли на палубе, как сейчас?

И начал отдавать приказания. Спустить паруса, поворачивать к острову… Впредь при появлении судов всем, кроме рулевого, немедленно убираться в трюм.

Не так-то просто оказалось спустить паруса. Пмоис только один и разбирался в этом. Кое-как все же повернули, потратив на это около часа. Пошли к островам – Пмоис надеялся переменой курса сбить со следа погоню. Возле ближайшего острова сели на мель, в песок. Несколько раз все перебегали с борта на борт, раскачивали судно. Но шел отлив, делалось